Вячеслав Боляк встречаться с нами не хотел. Отнекивался, утверждал, что желает пожить спокойной частной жизнью. Мы были настойчивы. Он задавал вопросы в лоб: "Кто заказчик интервью?" "Да никто!" — предельно честно отвечали мы. Все, что Вячеслав Иванович говорил нам, поясняя причину своего отказа, можно свести к простой формулировке: "Сейчас нет политика Боляка. Есть бизнесмен Боляк".Однако своего мы добились. На встречу простой бизнесмен Боляк приехал на "ауди" шестой модели. Один из нижегородских ресторанов предоставил нам для задушевной беседы спокойный и тихий кабинет. Почему Вячеслав Иванович согласился? Думается, причина проста: бизнесмен Боляк до сих пор болеет политикой. Это уже судьба.

— Вячеслав Иванович, чем вы сейчас занимаетесь?
— Бизнесом.
— А какой у вас бизнес?
— Который деньги дает.
— Ну, это что: производство, торговля, услуги, посредничество?
— Да все вместе.
— Бизнес в Кстове?
— Нет, это везде есть: и в Москве, и в Нижнем.
— Ну и как, вы считаете себя удачным бизнесменом?
— Что вы, я просто учусь.
— Честно, старые связи помогают?
— Да, конечно. За десять лет, что был мэром, я познакомился со многими хорошими людьми. Недавно умер Борис Владимирович Грищенко (председатель правления ВОКВнешторгбанка. — Прим. ред.). Мне очень жаль. Это был чудесный человек, удивительный. Он мне помогал очень много.

— А вы не жалеете сейчас, что ушли из политики и занялись бизнесом?
— Нет.

— А преимущества-то какие?
— Да преимуществ практически нет. Но, знаете, появились спокойный сон, регулярное питание.

— Что же не давало спокойно спать, когда вы занимали, скажем так, политический пост?
— Целое море обязанностей, которые ты не всегда в состоянии выполнить как мэр. Когда в последнее время Дима Савельев открыл травлю против меня, столько гадостей писали, и приходилось выбирать: либо оправдываться каждый день, либо... Приходишь домой, начинаешь все это прокручивать, думаешь, как быть дальше: пойти просто морду набить либо по-другому решить вопрос. Это неприятно.
Сейчас в Кстово пришла команда Дмитрия Савельева. Она все сделала для того, чтобы добиться своего.

— Давайте определимся, что имеется в виду под словом "команда". О ком идет речь, кроме, естественно, Лебедева Юрия Николаевича?
— Ну, это Кавинов, это Петров. Кавинов сегодня первый вице-мэр. Этот молодой человек — ему 30 лет — когда-то работал на "Нижполиграфе", он из команды Савельева, все время с ним вместе. Петров — человек из банка "Гарантия", точнее, Саровбизнесбанка, который тоже Димин. Слабожанинов, который торговлей там сейчас ведает, — тоже из этой команды. Эти люди жестко придерживаются взглядов Савельева, его политики. Ну и Лебедев, естественно, пришел с помощью его денег.

— Это понятно, как и то, что нижегородского Лебедева тоже финансирует Савельев... Вы на эти последние выборы не пошли. Почему?
— По многим причинам. С одной стороны, я просто оглянулся назад и подумал: есть семья, которую надо кормить, а чтобы кормить семью, надо зарабатывать деньги. Мэр Кстовского района взяток не берет, поэтому денег много не зарабатывает.

— То есть вы взяток не брали?
— Нет. Я не умею этого делать.

— А сколько вы зарабатывали?
— Ну, получалось где-то 10—11 тысяч.

— Так почему взяток не брали?
— Все говорят: совесть... Да какая, к черту, совесть. Нет никакой совести нигде, да и не было никогда. Просто, понимаете, я всю жизнь Вячеслав Иванович. Стоит мне взять у кого-то, ко мне придут и скажут: Слав, перестань... Вот этого не переживешь.

— А предлагать-то предлагали?
— Конечно. Всем предлагают. Не найдется человека, которому взятки не предлагают.

— Вот Лебедев, тот, который нижегородский, говорит, что ему не предлагают.
— Как же, не предлагают. Вы посмотрите на дороги, и сразу все поймете. Да, мне предлагали взятки. Могу даже сказать, почему я первого зама своего уволил — Найденова. За взятки. Почему уволил первого вице-мэра Антонова — он шесть тысяч долларов взял.

— От кого?
— От одного из кстовских предпринимателей. В 1993 году Антонов дал ему хороший подряд на строительство больницы. Этот подряд многие хотели получить. Я обратил внимание на то, что получила его какая-то фирма слабенькая, ничего за душой не имеющая: ни стройматериалов в достаточной степени, ни настоящих специалистов. А потом обнаружилось, что руководитель фирмы оплатил Антонову круиз по Средиземноморью стоимостью в шесть тысяч долларов. А ведь еще нужны были средства непосредственно на отдых, на покупки — из круиза Антонов много всего привез. Например, у жены его появилась шуба за три тысячи долларов. Я вызвал его и спросил: "На каком основании тебе дали шесть тысяч долларов?" Он не смог ответить, и я его выгнал.

С Найденовым та же картина. Он стал мне "тискать" контракт на строительство перехода через дорогу. Знаете, в Кстове напротив кинотеатра "Русь" есть большая площадь, там мы сейчас сделали минимаркеты. Была задумка, чтобы минимаркеты были продолжением тоннеля. Я уехал в отпуск, а когда вернулся, то увидел, что работы по прокладке тоннеля еще не начаты, хотя деньги в то время были. Спрашиваю у Наденова: почему тоннель не делается? Он начинает: подрядчики, заказчики... Какие подрядчики, какие заказчики! Есть Метрострой, который буквально за неделю все сделает. Вместо этого мне приводят какой-то заводишко из Богородского района, комаровский. Я у них спрашиваю: а что у вас есть для строительства? Нет, говорят, ничего нет. Но мы наймем. Кого? Метрострой.

Я вызываю вице-мэра. Слушай, Найденов, какой смысл мне работать с этими комаровцами, когда Метрострой напрямую все сделает? Зачем я должен платить посреднику, допустим, десять процентов? Найденов в ответ начинает мне лапшу на уши вешать. Я, конечно, все эти документы бросаю в мусорную корзину. Комаровцы приходят в ярость, приезжают ко мне через неделю, показывают протокол о намерениях, подписанный ранее: вы, мол, уже дали согласие с нами работать. Я говорю: протокол о намерениях не есть согласие работать. Я такие протоколы с сотней людей заключаю, а потом из этой сотни выбираю одного, самого знающего. Ну а вы, комаровский завод, что можете? Сливную трубу из алюминия сделать можете, но речь-то идет о федеральной дороге! Если вы ее запорете, меня же в тюрьму посадят. И тут они выкладывают карты на стол: а твою долю тебе что, не передали? Вот тут я выпадаю в осадок. Сразу вызываю Найденова...

— А доля в каком размере?
— Да большая. Какая разница... Я вызвал Найденова и сказал ему: понятно, почему у нас Метрострой не работает. Или сам пишешь заявление, или до свидания.

— Он написал?
— Да. Но зато потом, помните, "Сети НН" его как героя выставили.

— Вы сказали "меня в тюрьму посадят". И часто такие ситуации бывали, когда вы балансировали на грани? Может, подставлял кто-нибудь?
— Не успевали. Был у нас один товарищ — Леонтьев. Он с гаражами стал химичить. Люди начали жаловаться на какие-то поборы. Я стал разбираться. Оказывается, нет документации, ничего нет. Спрашиваю: почему ты так делаешь? Он ничего не ответил. Ну, значит, до свидания, дорогой. А если бы события получили развитие, то... Документы же я должен подписывать. Вот вам и подстава.

— Вы сами пресекали подобные действия? Не приходилось обращаться к силовым структурам, в правоохранительные органы?
— А зачем? Я бывший судья и прекрасно понимаю, во что выливается расследование. Это дикая огласка, и всегда тень негодяя падает на его руководителя. Все равно спрашивают: а ты почему его терпел — что, раньше не видел? Но действительно не видел. Жизнь — она ведь не черно-белая, правда?

С чего началась война

— Вернемся к разговору о Савельеве, к истокам конфликта. Когда вы с ним познакомились? Когда он пришел на "НОРСИ"?
— Да. Это же Кириенко поставил его директором завода. Но мы не возражали: Кириенко был руководителем, потом стал министром ТЭК, а распоряжения министра, конечно, не обсуждаются. Хотя, честно говоря, мы посмотрели на этого человека... Ни опыта, ничего нет — и вдруг дают ему такой завод. Ну, встал и встал. Мы, конечно, как положено, все почести оказали, приняли его — вот и познакомились.

После этого меня вызывает Скляров: "Ты знаешь, сейчас идут выборы в Законодательное собрание области. Я знаю, у тебя есть какие-то мысли самому идти на них. Ты давай снимай свою кандидатуру, потому что нам сейчас очень важно иметь с заводом хорошие отношения". Завод кормит всю область. Это нормально, это политика... Другое дело, что это было ошибочное распоряжение. Я Ивану Петровичу тогда говорил: "Вы этого человека не знаете — и даете ему абсолютно все в руки. А что будет дальше? Как он повернет те рычаги, которые у него окажутся?"

В 1997-м я выступил в качестве одного из доверенных лиц Савельева, хотя и неофициально; всегда был рядом с ним. Люди видели: мэр здесь. А поскольку в Кстове меня слушали — я же три раза избирался, свой электорат у меня был и остался до сих пор, — то, конечно, Дима прошел на ура. Хотя его никто не знал.

А конфликта, собственно, и не было. Но Дима умудряется поссориться со всеми. Я не понимаю его. Когда Алекперов сделал его человеком богатым, дал ему в руки такую организацию, как "ЛУКОЙЛ" — об этом многие только мечтать могут, — он с ним поссорился. Кириенко сделал из него директора громадного завода, а потом и президента "Транснефти". Это вообще страна целая, такой подарок...

— Золотая страна с платиновыми реками и алмазными берегами.
— Это даже мягко сказано. Кириенко вложил ему в руки "Транснефть" — только за одно это, я считаю, Савельев должен каждый раз перед ним вставать на колени и говорить: "Благодетель, спасибо!"

Но вернемся к выборам. Я тогда Савельеву сказал: "Дим, ты знаешь, моя поддержка, конечно, будет, но люди хотят что-то услышать и от тебя. Ты что-то должен обещать. Ты будешь депутатом, но все же запомнят, что я был за твоей спиной. Давай с тобой сразу решим, что ты можешь сделать, а чего нет". Мы с ним перебрали несколько вариантов и оставили только два обещания, которые, на мой взгляд, он реально мог выполнить. Первое обещание даже не депутатское, а профессиональное: он записал в своем выступлении, что привезет на завод миллион тонн нефти. Для города это важно, потому что, во-первых, это рабочие места; во-вторых, это бюджет — мы сразу начинаем жить нормально; в-третьих, область питается очень хорошо; в-четвертых, я могу приехать к Ивану Петровичу Склярову и сказать: "Извини, Иван Петрович, но нормативы ты мне должен немного повысить, потому что мы с нашим депутатом все сделали". Если нормативы высокие, значит, у меня свет горит в городе, у меня дороги чистятся, жилье строится... То есть поставить на завод миллион тонн нефти — прямая обязанность Савельева как президента "НОРСИ-ОЙЛ". Если бы он это сделал, то всем было бы хорошо. Это первое.

А второе обещание уже чисто депутатское. На окраине города располагается Щитковый — страшный, дикий поселок. Там дома построены еще первостроителями. Для того чтобы поселок переселить, надо построить всего один многоквартирный дом. Мы с Димой поговорили: в поселке проживают всего 132 семьи — давай 140 квартир отдадим. Хорошо, сделаем 160-квартирный дом.

Чтобы построить дом, тогда надо было 12 миллионов рублей. Из этих 12 миллионов где-то около двух стоили проектные работы. Это город брал на себя. Потому что типовой проект есть, мы находим место, даем туда коммуникации и так далее. А десять миллионов должен дать завод. Для него это не деньги. Тем более что у завода есть свои планы по строительству жилья, а жители Щиткового — работники "НОРСИ".

Выполнить эти два предвыборных обещания не так уж и обременительно было. Но Дима избрался в депутаты и сразу про все забыл. Совершенно. Когда он стал президентом "Транснефти", я ему позвонил, чтобы напомнить. Первое время секретарь говорил: "Он вам перезвонит". Не перезванивает. Потом сказали, что Дмитрий Владимирович запретил соединять. Мать твою! В конце концов, я для себя, что ли, прошу: дай мне рубль, Дима? Он же людям обещал, которые с меня спрашивают. На каждый прием приходила толпа разъяренных женщин: "Ты нам обещал, ты нам сделай!"

— Когда Савельев был в "Транснефти", он продолжал оставаться депутатом ОЗС?
— Да.

— А вы к нему как обращались — "Дима"?
— Да. Он ко мне — Вячеслав Иванович. Так получилось само собой: когда Савельев еще здесь работал, он был никому не известным начальником отдела, он был Дима. И когда с Сергеем приходил — тоже... Мы с Кириенко, кстати, знакомы где-то с 1989-го. Для меня он был Сергеем. Я для него — Вячеславом Ивановичем. Но сегодня, когда он полномочный представитель президента, а ранее был премьером, просто неудобно его называть "Сергей".

— Ну, к Кириенко мы еще вернемся. Давайте сначала закончим с Савельевым. Итак, он про обещания свои забыл...
— Я так и не смог до него дозвониться. Дом не построен, миллион тонн нефти на завод так и не поступили.

— Не поступили?! Когда Юрий Исакович представляет "классного депутата Госдумы", он не забывает упомянуть о том, что при Савельеве "НОРСИ" процветал.
— Нет. Я расскажу все по порядку. В 1993 году руководителем "НОРСИ" был Юрий Александрович Егоров. Тогда еще сохранялись государственные поставки нефти, завод перерабатывал порядка 19 миллионов тонн нефти в год. Поскольку Егоров допустил очень серьезную ошибку — он не вошел в вертикально интегрированную компанию, — сразу же резко, до 12 миллионов, упала загрузка завода. Ведь вертикально интегрированные компании уже к 1994 году определились. Например, у "ЛУКОЙЛа" два своих завода: волгоградский и пермский. Конечно, он туда будет давать нефть. Зачем ему "НОРСИ"?

После ухода Егорова сменилось несколько директоров, при которых загрузка продолжала падать. Пришел Кириенко. При нем завод сразу поднялся. Почему? Кириенко сумел завернуть сюда "пенсионную" нефть. Вот сейчас его ругают за это. Может быть, там были какие-то побочные доходы — это не мои проблемы, я никогда в это не вникал и просто этого не знаю. Но я знаю, как это сразу отразилось на области. Долги нефтяникам, которые по понятным причинам не могли отдать "живыми" деньгами, они отдавали нефтью. Нефть шла по недорогим ценам, то есть рентабельность переработки была очень высокой. За счет этого доходы завода выросли, резко увеличились доходы областного бюджета, область вышла из кризиса по неплатежам пенсий. Помните? Это сделал Кириенко. При нем завод перерабатывал порядка 12 миллионов тонн и были тенденции к увеличению загрузки.

Потом Кириенко забрал Немцов, на завод пришел Савельев. При нем загрузка резко упала — до шести миллионов тонн. Хорошо это или плохо — сами судите. Потом, когда пришел Воробьев, загрузка опустилась еще ниже — до четырех миллионов. Так примерно сейчас и держится. То есть Савельев как менеджер себя на заводе никак не проявил.

Боляк и "НОРСИ"

— А какие у вас вообще были отношения с руководителями завода?
— Отношения с Егоровым были плохие. Я чуть ли не на коленях перед ним стоял, говорил: "Юрий Александрович, пожалуйста, войди в вертикально интегрированную компанию", но он меня посылал на три буквы.
Это были 1992—1993 годы, тогда все компании к нашему заводу "сватались". Приезжал "Сургутнефтегаз", была ТНК, были люди с Черногорки, из "Комитэка". Вот "ЛУКОЙЛа" — не было.

— А вы кого видели в качестве "жениха"?
— В те времена самым лучшим был "Сургутнефтегаз". Посмотрите, Кириши — блестящий город, шикарный завод, все хорошо, все прекрасно.
Если бы пришел "нефтяник", то, конечно... Что такое "НОРСИ"? Это бюджетообразующее предприятие области. Сегодня "НОРСИ" "подсел", и все эти проблемы с деньгами в области появились. Посмотрите, что получается: если вы вкладываете рубль в нефтепереработку, то получаете шесть рублей прибыли, то есть 600 процентов рентабельности.

Почему так ВИК (вертикально интегрированная компания. — Прим. ред.) хороша? Потому что там существуют внутренние цены на сырье. Допустим, пришел бы сегодня "ЛУКОЙЛ". Он своим предприятиям нефть продает — скажу примерно, могу ошибиться — по 2300. На рынке сегодня нефть по 3200. Чувствуете разницу? То есть тысяча рублей экономится только на том, что нефть крутится внутри ВИК. Но чем "ЛУКОЙЛ" еще хорош (или любая другая компания — я говорю именно про "ЛУКОЙЛ", потому что это единственный оставшийся "жених", у нас завод из "невесты в соку" уже превратился в "старую деву") — у него есть громадные возможности для сбыта. Он может сбывать и серу, и соляную кислоту, и разного рода присадки. Переработка громадная.

— Почему Егоров не хотел войти в ВИК?
— Одна причина была: он очень боялся перестать быть генеральным директором. Я ему еще говорил: "Юрий Александрович, вы все равно генерал. "ЛУКОЙЛ" или "Сургутнефтегаз" — вон они где, а вы — здесь. Единственное, вам придется свои действия согласовывать с президентом". А он говорил: "Если я не буду президентом компании, то ни в какую компанию не вступлю". Это дурь, это глупо.

— А дальше...
— С Глинчаком мы были в очень хороших отношениях. Со Стариковом — тоже. С Кириенко — в хороших. Мы с ним несколько планов реализовали. В частности, Кириенко сделал то, чего никому не удавалось сделать: он сбросил на Кстовский район все жилье с завода... Завод освободился от лишних расходов, а мы получили налог на содержание жилфонда, он перешел к нам полностью. Нам тоже выгодно. Кроме того, Кириенко нам сдал жилье новое, точнее, отремонтированное. Мы достигли компромисса. Раньше Егоров как говорил? "Ты сам забирай все, нам это не надо. Деньги получи — и пошел знаешь куда..." Я говорю: "Юрий Александрович, если сейчас 50 крыш текут, то ты их отремонтируй, а потом будем разговаривать. Если у тебя сегодня теплотрасса идет по дороге, улицы топнут, то это потом мои расходы будут, а я ведь нефть не перерабатываю".

Потом был Савельев. Первое время с ним были хорошие отношения. Испортились, когда я собрал депутатов и написал письмо, в котором очень вежливо, кстати, напомнил: уважаемый Дмитрий Владимирович, мы уже сделали свою часть, — пожалуйста, давайте соберемся, подумаем о следующих, ваших шагах. Когда он был президентом "Транснефти", естественно, мог переговорить с новым директором завода, дать ему указания, задания, завернуть какие-то потоки нефти — и нет вопросов. Ведь на дом сколько надо? Два миллиона в квартал. Что, много, что ли? Пустяки. А Дима почему-то мое письмо прочитал так, будто я хочу подвергнуть его импичменту. Какой может быть импичмент депутату? Вы можете себе представить такое? Понятия "отзыв депутата" не существовало тогда, да и сейчас его нет. Не ставился вопрос об отзыве. Даже слова такого не было. Там было просто написано: уважаемый Дмитрий Владимирович, очень просим вас обратить внимание на бедственное положение и сделать все для того, чтобы выполнить свои депутатские обязанности.

— То есть вы продолжаете утверждать, что ваши отношения с Савельевым испортились именно из-за этого?
— Единственная причина. Он прислал свою команду, чтобы подготовить все к моему импичменту. В команде был тот же Кавинов. Несколько студентов, прописанных в Вишенках — у нас там частный сектор, — стали ходить по Кстову и говорить: "Вот, мэр не работает. Его надо импичменту подвергать". Да помните, наверное, — это по телевидению показывали. И люди ставили подписи.

Это был первый шаг со стороны Савельева. Дальше — больше. Я на него обиделся, позвонил его секретарю и сказал: "Слушайте, если он такой говнюк, если не понимает, что обещанное избирателям надо выполнять, то передайте ему, что он сволочь и сукин сын".

— Прямо так и сказали?
— Да. Наверное, ему и передали так же.

— Как у вас складывались отношения с Воробьевым?
— Нормально. Правда, я знаю, что Воробьев очень сильно поддерживает Савельева, но он хороший политик. Не было у нас конфронтации.

Страсть судьи к судам

— Ни один человек в Нижегородской области, занимающий видный пост, не судится так часто со СМИ, как вы. Откуда такая страсть к подобным действиям? С чего все началось?
— В свое время Юрий Александрович Егоров инициировал статью в "Российской газете" под названием "Рычаг самоуправства". Было написано, что в России главами самоуправления допущено 130 тысяч злостных нарушений, за которые людей нужно чуть ли не расстреливать. Фамилия почему-то одна была указана — Боляк. Я якобы распродал всю землю в Кстовском районе, разбазарил бюджет на всякого рода криминальные ссуды, ничего не осталось муниципального, бандиты приватизировали все Кстово. А подпись под статьей была — Давыдов, заместитель генерального прокурора. Я позвонил к нему в приемную, представился как Боляк, глава местного самоуправления, попросил соединить меня с Давыдовым. Секретарь мне говорит: если вам не трудно, вы трубку не вешайте — он сейчас пошел к генеральному и буквально через минуту-полторы вернется. А потом спрашивает: вы по какому вопросу? Я говорю: была статья "Рычаг самоуправства", подписанная Давыдовым, — я как раз тот самый мэр, о котором там было написано. Я хочу сейчас поговорить с Давыдовым: если я действительно вор, то пусть пришлет людей, кандалы и отправит меня куда надо, а если нет, то, может, вы напишете, что допустили ошибку? Она говорит: "Хорошо, передам". А потом берет трубку другая девушка — видимо, там два секретаря — и говорит: "Вы знаете, он не может взять трубку, он в Чечне". Я говорю: спасибо, извините.

Что получилось дальше? Представьте себе картинку такую: сидят депутаты Земского собрания — их уже в то время было 26 человек, из них где-то четырнадцать — люди Егорова, которые хотят мне импичмент объявить. Тогда слова такого не было, но смысл тот же самый. Встает из них один товарищ, Александр Иванович Ляпин (много вреда принес району, кстати, но это другая тема), берет в руки "Российскую газету" с этой статьей и говорит: "Вячеслав Иванович, я — депутат, имею право говорить. Так вот, я не буду ничего делать до тех пор, пока вы, ворюга, нам не дадите объяснений".

Я подготовил выступление. Заседание началось в десять часов утра. Свою речь я закончил в четыре вечера. И какой был результат? Ноль. "Мы с тобой работать не хотим, клади заявление на стол", — сказали депутаты. Я им говорю: "Не вы, ребята, меня сюда ставили, не вам меня отсюда убирать. И завод — это еще не все Кстово. Поэтому давайте так: если не хотите работать — мотайте отсюда все. Не будете приходить на заседание, и не надо — район управляется и без вас. А я буду работать. Если вы считаете, что в этой газете написана правда, то я подаю на нее в суд. Если суд признает, что я нахапал, наворовал, то я сам приду и положу удостоверение на стол. Но если суд признает, что все написанное в статье не соответствует действительности, то извольте работать". На следующее заседание они не пришли. Бойкотировали месяца четыре: я, как председатель Земского собрания, назначаю заседание — они не приходят. Естественно, не все, но кворума не было.

Я подал заявление в суд. Рассматривал дело Савеловский суд Москвы. Рассмотрели, постановили, что мои претензии обоснованны, что все написанное про меня — неправда. Я вернулся, созвал заседание Земского собрания, положил на стол решение суда, говорю: "Читайте. Если вопросы есть какие-нибудь — задавайте. Если нет, то давайте работать". Все. Тихо сразу стало.

— Был очень шумный процесс с "Сетями". Чем он закончился?
— В первый раз "Сети" принесли мне извинения. А потом они назвали меня фашистом. Они создали несколько фильмов, в которых были использованы кадры из рекламного ролика РНЕ. Самое интересное, что в этом ролике люди идут строем по улице, которая очень похожа на кстовскую улицу 40 лет Октября. Как в фильме "Ирония судьбы, или С легким паром". И к этим позаимствованным кадрам "Сети" дали комментарий: вот, мол, Боляк создал организацию фашиствующих молодчиков, которые держат в страхе весь поселок. Я когда посмотрел, чуть не упал со стула. Все мог предположить — мы уже пережили 35 проверок прокурорских, союзных, российских, всяких, — но что меня назовут фашистом... Люди начали приходить: Вячеслав Иванович, мы от вас не ожидали. Депутаты: что это за оплот фашизма у нас? Я позвонил на "Сети": что за ахинея, какие фашисты? У нас такой партии нет и не было никогда. Женя Зюзин там один ходит, у него повязка такая, — вот и все. Тогда у нас начальником КГБ был Львов Сергей Анатольевич. Умный, очень хороший человек, но публично выступать абсолютно не умеет. И вот с экрана телевизора показали, как он что-то там промямлил: РНЕ — это тоже партия, которая что-то там... И телевизионщики сразу выдали: РНЕ, мол, еще поддерживается и силовыми структурами.

— И чем все это закончилось?
— Да ничем. Послали материал на какую-то лингвистическую экспертизу. Вот она уже два года идет...

— Но ведь на вас как на главу района действительно очень много критики публикуется. Чем вы это объясните?
— Политика.

— Вы предполагаете какие-то заказы?
— Конечно. Было два больших заказчика. Во-первых, Юрий Александрович Егоров. Его команда долгое время оставалась на заводе. Многие надеялись, что Егоров вернется. И он сам хотел вернуться. У него вообще были планы стать министром ТЭК.

— А сейчас он где, кстати?
— На пенсии. Все его надежды на возвращение не оправдались. Особенно он окрылился в 1997 году, когда у нас были выборы мэра — внезапные, внеочередные, к которым никто не был готов, и я в том числе. Егоров объявился, пошли листовки, что Боляк — сволочь такая, а я, Егоров, — заслуженный химик, директор завода, я хороший, при мне загрузка завода была в 19 миллионов...

— А второй крупный заказчик — Савельев?
— Да, это уже современный период.

Позор на голову

— Большую часть заказа отрабатывал и отрабатывает сейчас небезызвестный Виктор Баринов. Еще перед тем, как начать интервью, вы сказали, что два раза его выручали...
— Году в 95-м пришел ко мне такой потрепанный, занюханный, замученный человечишко. А мы как раз хотели создать свое телевидение, деньги у нас были.

Нас тогда все время проверяли, укоряли в раздаче ссуд из бюджета, а мы имели на это право, потому что у нас доходы всегда превышали расходы. Например, бюджет района должен 250 миллионов, а у нас было где-то 280. Я сразу думал, что можно с этой разницей сделать. Смотрел, какие есть проекты, и под эти проекты выдавались ссуды. Мы дали ссуду Жене Есину, он построил спортзал. Да, это не предприятие, но у Жени Есина сегодня работает целая плеяда тренеров, которые действительно воспитывают великолепных ребятишек. Это очень хорошо, на мой взгляд. Более того, он создал около сотни рабочих мест. Мы ему дали тогда 50 миллионов. Он сделал себе спортзал, ссуду отдал. Мы дали ссуду фирме "КСТА". Ее вернули достаточно быстро, месяца через три. Сегодня на этом предприятии работают 800 человек, они делают великолепные стекла для машин, для всех видов. Появилось такое предприятие, как "Печоры", линолеум выпускает. Сейчас, правда, у них трудности, потому что столько пришло подобного товара из-за рубежа...

Так вот, у нас были деньги. Мы купили аппаратуру, по тем временам очень хорошую. Но обнаружилось, что никто из наших кстовских корреспондентов не может работать профессионально. Журналист должен уметь сказать, подать материал. И я начал искать человека, который смог бы поставить на ноги кстовское телевидение. Оказалось, что найти такого непросто. Все более или менее талантливые люди уже работают в Нижнем. И вдруг приходит Баринов и говорит: я работал.

— Он пришел с рекомендациями?
— Нет. Просто сказал, что работал в газетах. Одна из них, по-моему, "Нижегородская правда". Сказал, что работал с Носковой.

— А вы, принимая его на работу, знали, что он был осужден за мужеложство с несовершеннолетним?
— Нет, об этом я узнал потом. Но был один яркий эпизод. Я позвонил Носковой, она сразу зашипела: "Боляк, я тебя уважаю, делай свои передачи, я даже готова эфир тебе предоставить. Но если там хоть голос этого сволочуги будет, не обижайся на меня, я тебе везде откажу". Я спрашиваю: "Оль, что ты так на него?" — "Он сволочь".

Ну, я Баринову говорю: "Витя, извини. Сам понимаешь, как же ты будешь работать?" — "Вы меня только примите, я все сделаю, я буду хорошим".
Я ему сказал: иди погуляй, через неделю приходи, если я никого не найду, тогда посмотрим. Я подумал: у человека просто ничего нет, надо дать ему шанс. Начнет работать, — может, что-то получится. Выгнать ведь всегда можно.

Он сначала начал работать таким образом: картинку под его руководством снимал оператор; текст, подготовленный им, кто-то озвучивал. Потом постепенно в эфире начал появляться его голос. Далее Витя и вовсе в кадр попал — сначала наполовину, буквально пол-лица в кадре появилось. А затем к нему все привыкли, даже Носкова стала пропускать.

Уже спустя примерно год появился некто Музычук. Когда сказали, что они занимаются мужеложством, я просто не поверил. Навел справки — действительно, так оно и есть. Я его вызвал и сказал: "Или давай прекращай все дела, потому что город маленький, здесь все на виду, или уходи". Он, правда, прекратил.

А потом Савельев начал нападки на меня. Вдруг стали появляться репортажи антимэровские, просавельевские. Я опять вызвал Баринова: "Витя, ты на кого работаешь?" — "Вячеслав Иванович, вы не так поняли" и так далее. И на следующий же день вышел материал. Картинка: сидит Витя, сидит Леснова, сидит какой-то милиционер, все шевелят губами. Без звука — и голос Баринова за кадром: вот, Боляк закоррумпировал телевидение, ввел строжайшую цензуру. После этого Баринов перескочил к Савельеву.

Что касается второго случая — вот тут мы буквально спасли его жизнь. Спустя дней десять после выборов 1997 года Баринова находят полумертвым на автостанции. Он совершенно голый (а это конец февраля — начало марта), лицо изуродовано до неузнаваемости — ни одного зуба нет, челюсть свернута, — руки перебиты... Может быть, мое сознание было слишком политизированным, но я подумал: черт его знает, выборы были очень тяжелыми, столько грязи вылилось, — может быть, его побили как создателя каких-то материалов?

— А он тогда еще работал у вас?
— Да. Мы его сразу отправили в больницу. Врачи сказали — не жилец, надо его не в реанимацию, а в морг. Естественно, сразу же позвонили в милицию.

Меня, кстати, тогда очень удивила реакция журналистов. Обычно они мимо этого не проходят, какая-то корпоративность срабатывает. А тут — тишина.

— Совершенно никто не отреагировал?
— Приехала "Волга", сняла материал, но в эфир его не выдала.

— Наверное, это можно объяснить отношением к самой персоне Баринова.
— Так и было, конечно. Я разговаривал потом с журналистами. Кто-то из них мне сказал, что Баринов — такое говно! Я ответил: "Это же ваш коллега! Какая разница, говно он или не говно. Он жестоко избит; не исключено, что по политическим мотивам".
На самом деле политики никакой, конечно же, не было — потом мы все выяснили. Приходит ко мне начальник следственного отделения, а сам морду отворачивает, холодок такой: да, Вячеслав Иванович, мы расследуем, но у нас столько дел, вы же сами в суде работали, понимаете. Я спрашиваю: "Ты что морду воротишь? Ты мне скажи прямо, будешь расследовать или нет?" — "Будем, конечно, опрашиваем свидетелей". Я ничего не могу понять.

Встречаюсь с начальником милиции Федоровым: "Саш, мы вдвоем в кабинете, никто нас не слышит, так ответь мне: почему не расследуете дело? Политики боитесь? Задание какое-то получили? Что вы из меня дурака делаете?" Он говорит: "Вячеслав Иванович, сказать честно?" — и рассказывает: Витя сидел в клубе "Октябрь", стал приставать к мужикам с совершенно нормальной ориентацией. Они ему один раз сказали: иди отсюда. А он ведь наглый такой... В общем, мужики терпели-терпели, а потом взяли его под белы рученьки, вывели и отметелили. Он на улице так всю ночь и провалялся.

Пролежал в реанимации без сознания двадцать с лишним дней. Врачи сделали все возможное, и даже больше. Я, так как считал, что могу быть отчасти виноватым в случившейся трагедии, установил жесткий контроль за тем, чтобы у него все было: лекарства, уход, помощь.

— Он не пробовал потом говорить, что это был политический заказ? Или тогда это еще было немодно?
— Попытался что-то сказать, но... О том, что произошло на самом деле, все знали. Только я правду последним узнал.

— От Федорова?
— Да. Он мне откровенно сказал: Вячеслав Иванович, мужики просто не хотят это грязное дело расследовать. Вы что, хотите этих людей посадить? Лучше, если мы их с вами знать не будем.

— То есть дело закрыли?
— Да. Личности установлены не были.

Боляк и губернатор

— Какие у вас складывались отношения с губернатором области Скляровым?
— Я всегда был в команде. Ведь что такое отношения со Скляровым? Как все началось? А началось все, когда Немцов собирался в губернаторы.
Тогда в областном совете условно были две группы: коммунисты и демократы. Понятно, что демократы проголосуют за Немцова, коммунисты — против. Последних — полный обком. Немцову при таком раскладе губернатором не стать.

Через проход от меня сидел Слава Володин, директор завода "Нормаль". Он тогда тоже был депутатом облсовета, относился к группе коммунистов. Мы с ним сначала друг на друга бычились — лагеря разные, политика всегда людей разводит. А потом как-то подружились, и до сих пор дружим. И он тогда говорит: "Слушай, Слава. Немцов никогда не пройдет в губернаторы, если не возьмет себе кого-то из наших в вице. А в тандеме пройдет". Я спрашиваю: "Ты от себя говоришь?" — "Конечно нет. Так как ты близок к Немцову, пойди и скажи ему это, уговори его". — "А кого взять?" — "Склярова". — "Да ты что! Склярова? Из Арзамаса? Ты посмотри на него!"

А тогда такой компромат на него был! Дикий! Слава говорит: "Не имеет значения. Мы определились, он нормальный. А то, что есть компромат, так дураков сейчас полно. Ты его лично знаешь?" — "Нет". — "Ты мне веришь?" — "А с чего мне тебе не верить?" — "Ну так, — говорит, — ты Немцову передай: если он со Скляровым согласится в тандеме идти, значит, станет губернатором".

Я говорю: "Ты хоть познакомь меня с этим Скляровым: я его никогда не видел". И так меня познакомили со Скляровым.
Дальше я пошел к Немцову, все ему рассказал. Он говорит: "Давай часок подумаем; ты тоже поговори с мужиками — как они к этому делу отнесутся. По раскладу я убедился, что у нас десять процентов непримиримых, которые в любом случае будут против Склярова, то есть против любого другого коммуниста. Остальные как бы готовы на компромисс".

— Десять процентов от группы?
— От группы. Я через час возвращаюсь к Немцову: "Боря, я поговорил. Это на сто процентов проходной вариант. Чего ты выпендриваешься? В конце концов, он вице, а ты губернатор. Ты его в рамки поставь, дай ему должностную инструкцию. Чего ты боишься?" "Да ничего, — говорит он, — не боюсь". Минут через 15 он меня подзывает и говорит, что согласен.

Всего было пять претендентов. Я приготовил речь: напор юности должен быть поддержан опытностью и т. д... В общем, так Скляров стал вице-губернатором. Каким-то образом я к этому причастен.
Мы со Скляровым были в хороших отношениях. Когда он был вице-губернатором, мы вместе ездили в Америку. Тогда хотели построить завод по производству синтетических лекарственных средств. И кстати, проект давно готов, сейчас дело за правительством Российской Федерации. Но это уже не мое дело. Вот сейчас в районе новый мэр, пусть и добивается. Хотя все готово, площадку сделали, дом даже построили для иностранных специалистов. Инфраструктура готова, остается только начать строительство.
Да, мы были со Скляровым всегда в хороших отношениях. И после того как Немцов ушел.

— Как вы восприняли уход Немцова в Москву?
— Он ушел очень резко. В воскресенье я к нему приехал на корт и спрашиваю: "Боря, ты действительно в Москву собрался?" Это было в воскресенье, в 12 часов дня. "Ты что, — говорит Боря, — дурак, что ли?! Нет конечно!"
Я тоже думал, что не может он сейчас уехать — у него такой авторитет, это же прямой пусть к президентскому креслу.
В понедельник утром просыпаюсь, собираюсь на работу — семь утра. И вдруг жена кричит: "Бориса в Москву взяли!" Я просто охренел тогда! К тому же нелогичным был этот шаг, не нужно ему было уезжать. Но я понимаю, почему он так поступил: испугался.

— Чего?
— Проблем, которые перед областью встали. Большие проблемы. Я знаю, какая обстановка была в области. Действительно, очень тяжелая, и Борису тогда надо было предпринять достаточно много шагов. Но можно было, можно было... Видимо, испугался.

— А сейчас-то у вас какие отношения с Немцовым?
— Никаких.

— А со Скляровым?
— Обычные, деловые. Первым человеком, который сказал Склярову после ухода Немцова: "Вы просто обязаны стать губернатором" — был я. Я действительно так думал, и сейчас так думаю.

Не для печати

— Ваше отношение к надвигающимся выборам?
— Я в них не буду участвовать.

— Хорошо, переформулируем. Нас интересует ваша оценка кандидатов в губернаторы как стороннего наблюдателя, как предпринимателя Боляка.
— Я бы очень не хотел, чтобы губернатором стал Дмитрий Савельев — это ужасно.
Я бы не хотел, чтобы губернатором стал Ходырев, потому что Геннадий Максимович в свое время как бы проявил малодушие. Помните, да? А потом уже и время прошло. Он хороший человек, хороший руководитель даже. Но мне кажется, его время прошло. А сегодня нельзя рисковать областью.

Никакой аллергии у меня не вызывает Климентьев, не буду этого скрывать. Ни как у судьи, ни как у гражданина. Я знаю хорошо его дело, читал материалы. И тогда, в 82-м году, я не стал рассматривать его дело, потому что был убежден, что там нет ничего. Там было три обвинения — пустых. Дело было заказное, кто заказывал, я не знаю, меня это не касается. Но то, что оно было ничем не доказано, это сразу видно. В итоге дело рассмотрел кто-то другой.

— А второе дело?
— А второе вообще надуманное. Поймите меня правильно, я не хочу защищать Климентьева, я не нанимался в его защитники. Но ситуация такая. Человеку дает кредит иностранная компания. Под его частное предприятие. Этот кредит он должен был отдать, скажем, через два месяца после того, как в отношении его уже возбудили уголовное дело о пропаже двух миллионов. Срок наступил? Нет. Так какие основания были возбуждать дело? Деньги чьи — государственные? Нет. Какие основания есть для того, чтобы говорить, что он их украл? Хорошо, даже если украл. Но на это есть арбитраж. Кредит не выплатил — извини, парень, тогда клади на стол "бабки". Нет "бабок" — мы у тебя Навашинский завод описываем, мы описываем твою собственность в Норвегии.

Где вы здесь видите хищение? Другое дело, если бы эти деньги попали в руки какого-то чиновника, пропали из бюджета. Я не говорю про Немцова, потому что он тут тоже не при чем, хотя Климентьев и говорит: "Я покажу на него компромат!" Никакого компромата на Немцова нет и быть не может. И не будет никогда. Это просто политика.

— Давайте по другим кандидатам. Булавинов?
— Я думаю, рано ему еще. Булавинов никогда не занимался административной работой.

— На ваш взгляд, он чей-то двойник или идет самостоятельно?
— Я думаю, что он не двойник. Зачем Булавинов идет в губернаторы — это вопрос. Он сегодня депутат Госдумы. Депутатом стать очень трудно. Нет никакой гарантии, что его еще раз изберут, а это ему очень необходимо. Во-первых, это статус. Ну, не будем говорить, для чего нужно быть депутатом. Поэтому, видимо, сегодня Булавинову нужно светиться. Он понимает, что шансов выиграть у него достаточно мало. Максимум процентов тридцать наберет — за счет того, что он на телеэкранах, что он защищает обездоленных. Но зато... В общем, как Брынцалов.

— Дерипаска, если он все-таки пойдет?
— Дерипаску я просто не знаю. Я даже об этом не думал.

— А Лебедев, на ваш взгляд, пойдет на выборы? Он еще ни разу не заявил о том, что пойдет, как и о том, что не пойдет.
— Нет, не пойдет.

— То есть, на ваш взгляд, ставку сделали на Савельева?
— Да нет. Просто Дима сказал Лебедеву: знай свое место. Лебедев же без Савельева никто. Ну что такое Лебедев без Савельева? Ну где его самостоятельность? Человек из деревни, который умеет выписывать кренделя ногами. Как он стал вице-губернатором, помните? Немцов поехал в Шахунью, Лебедев показал ему один из объектов потребкооперации, который он якобы сделал по программе Немцова. На самом деле это было не так. Просто Немцову нужен был тогда этот материал. Естественно, Немцов обрадовался и не стал спрашивать, что там дальше — было, не было... После этого они открыли какой-то то ли храм, то ли еще что-то, и на подиуме станцевали вместе. Болтать ногами Лебедев очень умел. После этого Немцов взял его вице-губернатором.
Но работать ногами и работать головой — вещи разные. Работать головой Юрий Исакович не очень умеет.

— Какой интерес у Савельева в Кстовском районе?
— Савельеву надо сегодня везде иметь своих людей. Вот сейчас он Сергач обрабатывает. Вчера он обрабатывал Кстовский район.
Если бы на предыдущих губернаторских выборах не голосовал Кстовский район, не было бы того ма-аленького перевесика, который помог Склярову победить. Кстати, Арзамас Ивана Петровича не поддержал. Поэтому Кстово — очень важный район.

А потом, Кстовский район имеет очень много связей с Нижним. Кстовский район — это деньги, завод. И цепочка выстраивается простая: если Дмитрий Савельев становится губернатором, то он сразу подчинит себе завод. Подчинив себе завод, он тут же подчинит себе областной бюджет — полностью. Подчинив областной бюджет, он тут же становится единовластным хозяином. И тогда уж ни Кириенко, ни кто-то другой не поможет. Это же такой рычаг мощный.

— Согласитесь, Савельев — грамотный делец.
— Очень. Если кто-то скажет, что Савельев не делец, то я отвечу: "Ребята, вы его не знаете". Савельев умный человек и бизнесмен. Вы знаете, что такое "Транснефть"?

— Говорят, что он представляет интересы "Юкоса". И ТК "Волга" купил на именно юкосовские деньги.
— Юкосовские деньги у него есть, конечно. И "Волга" куплена на них. Но, скорее всего, у него своих денег достаточно. Я думаю, что отношения Савельева с "Юкосом" уходят корнями в правление "Транснефтью". Видимо, тогда в свое время Савельев много сделал для "Юкоса".
"Транснефть" — о-о-о! Еще год сиденья там, и Савельев вообще бы мог никогда не работать, ничего не делать.

— Когда стало известно, что вы не пойдет на выборы, появились слухи, что вас Савельев запугал, купил. Что вы можете сказать по этому поводу?
— Не запугал, не купил. Там совершенно другие причины были.

— Какие все-таки?
— Я вам скажу потом, не для печати.

Услуга для Климентьева

— Ходили слухи, что вас приглашали в правительство Нижегородской области.
— То, что мне предложили, меня не устроило.

— А что вам предложили?
— ...

— Вы об этом не хотите говорить?
— Знаете, какая штука получается... Если говоришь о бизнесе, начинаются какие-то неприятности. Я суеверен.

— То есть, возможно, вы будете работать в правительстве?
— Не знаю, это не от меня зависит. Сейчас председатель правительства Обозов. Если он посчитает, что у него есть для меня хорошее предложение, я его рассмотрю.

— Если будет хорошее предложение, вы согласитесь?
— Наверное.

— А можете вы появиться на губернаторских выборах?
— В этом году — нет.

— Нет, не в качестве кандидата, а в качестве члена одной из команд? Появились сообщения о том, что в последнее время вы часто встречаетесь с Климентьевым.
— Я же говорю, что к Климентьеву аллергии не испытываю. Он ко мне обратился (я уже не был мэром, я уже не был в команде Склярова) за небольшой услугой — я ее оказал. Услугу качественную.

— Какую?
— ...

— Это касается выборов?
— Конечно.

— Говорили о том, что он попросил у вас собрать какой-то компромат.
— Нет. Могу четко сказать, что на сегодняшний день я компроматами никакими не занимаюсь и не думаю заниматься.

— А вообще, владеете компроматом?
— А зачем? Мне это не интересно. Мне интересно, чтобы у меня семья жила хорошо.

Боляк и семья

— Расскажите о вашей семье, о своем доме.
— Мы с женой Галиной живем 30 лет. Я считаю, что у человека должна быть одна семья. Мне не нравится, когда мои друзья меняют жен. Есть сын. Внук уже есть.

— А сыну сколько?
— 25. Сын работает в "ЛУКОЙЛЕ" юристом.

— Где в "ЛУКОЙЛЕ"?
— В Нижнем Новгороде, у Султанова.

— Проблемы отцов и детей имеют место быть?
— Отношения нормальные, но конфликты случаются.

— Он в "ЛУКОЙЛ" по протекции пришел?
— Нет. Он сам нашел эту работу. Если бы по протекции, то он зарабатывал бы большие деньги.

— А сколько он зарабатывает?
— Немногим больше трех тысяч.
Я начал свою жизнь в Нижнем с того, что ночевал три ночи на площади Горького. Случайно попал сюда да так и остался. И когда ходил по улицам, завидовал тем, кто живет в полуподвалах... Действительно завидовал.
Я сыну говорю: "Тарас, понимаешь, сегодня есть папа. Я готов тебе помогать во всем: с питанием, одеждой... Но вопрос в другом: я тебя сегодня, допустим, по протекции поставил куда-то, но как все сложится, если со мной что-то случится? Попробуй сам, карабкайся. Я буду помогать.

— Но, согласитесь, решающим фактом для работодателя при приеме Тараса стало то, что он сын Боляка...
— Я думаю, если бы этим руководствовались, то из уважения к сыну Боляка они бы дали хорошую зарплату.

— Внука как зовут?
— Ярослав.

— Ему сколько уже?
— Два с половиной года.

— Вы живете в Нижнем или в Кстове?
— Мы все живем в Нижнем.

— У вас дом, квартира? Сколько комнат?
— Четырехкомнатная квартира.

— Вы вдвоем живете?
— Да. Сын — отдельно.

— Квартира куплена или подарена, как Юрию Исаковичу, Земским собранием?
— Куплена.

— Вы можете сказать, что она куплена на честно заработанные вами деньги?
— Безусловно. Когда моя жена стала беситься, а она женщина в возрасте, я сразу задумался о том, как навести порядок в семье. У нее есть подруга, которая к тому времени бизнесом занималась. Я попросил ее научить мою жену этому. В итоге у моей жены сейчас самостоятельный доход, который частично пошел на покупку квартиры.

Я три года работал в Совете Европы в качестве представителя России — в Конгрессе региональных и муниципальных властей. Кстати, я один из первых представителей России в Совете Европы и, скорее всего, первый в стране мэр, которого выбрали на эту должность всенародно. Когда формировалась делегация в Совет Европы, перед Ельциным возникла большая проблема, кого туда включить, потому что быть членом делегации там может лишь только глава администрации, мэр, которого выбрали всенародно. Это основное требование Европейской Хартии местного самоуправления. Первая фамилия, которая легла на стол президента, была Боляк.

Когда мы приехали в Страсбург первый раз, был такой интересный эпизод. Делегацию из Португалии не допустили к участию в работе Совета Европы по одной причине: один из мэров, представляющий страну, был назначен, а не выбран.
Так вот, там тоже платили деньги.

— То есть с того момента вы складывали деньги в кубышку?
— Нет, не складывали. Нам оплачивали все расходы: расходы на полет, на поездку, командировочные расходы, расходы на питание, на гостиницу. Можно было, допустим, летать бизнес-классом. А можно — вторым классом. Можно жить в гостинице в президентском номере — нет вопросов, Совет Европы оплатит. А можно жить в номере поскромнее. Можно питаться в ресторанах, тратить 150 долларов за один обед. А можно пообедать в столовой Совета Европы (кстати, не хуже), где ты тратишь всего каких-то 50 франков.

— Это сэкономленные деньги?
— Зарплата, которая не используется.

— Какой бизнес у вашей жены?
— Она занимается торговлей. У нее магазин есть, минимаркеты.

— В Нижнем?
— Нет, в Кстове.

— Вы гордитесь своей женой?
— Конечно.

Скрытный Боляк

— Что вас влечет в политику? Амбиции, честолюбие? Вам это интересно?
— Вы знаете, я этим болею. Любой человек, который был в политике (а я 12 лет отдал ей), заражен вирусом политики. Никуда от этого не денешься. Можно себя специально от нее уводить, как я сейчас делаю.
И у меня, конечно, есть амбиции, как у всех руководителей. Я хочу, чтобы стало лучше, чтобы все было самое лучшее. Недаром у меня в свое время город был самым лучшим в России. Мне же орден дали за это — "За заслуги перед Отечеством". А Алексий II наградил серебряным орденом Святого Даниила Московского.

— У вас есть какие-то принципы: этические, политические? Чего вы хотите добиться?
— Если говорить о той части, которой я занимался, для меня самое главное — прозрачность бюджета и предсказуемость. Я должен отвечать за свои действия. Я не хочу отвечать за действия губернатора, люблю я его, уважаю или ненавижу.

Второй принцип — предсказуемость и стабильность работы аппарата. Посмотрите, что сейчас получается: приходит "новая метла", начинает всех вычищать. Люди никогда так работать не будут. Что сразу Лебедев сделал? Семь человек уволил махом! Они еще не успели провиниться. Вот, мол, они взятки берут! Какие еще взятки? Вот Гладышев, что у него есть? А ничего нет! У него какая-то там квартиренка трехкомнатная, один костюм, на десять лет купленный. Тот же самый Иван Николаевич Яковлев... Они все остались нищими. Но даже не это страшно, а то, что это не подкрепленные ничем обвинения. Когда я увольнял Антонова, Найденова, было ясно, за что: за взятки. Сейчас Антонов предъявляет мне иск о защите чести и достоинства, но я могу придти в суд и сказать: "Взяточник! И за это я его уволил".

— А доказать сможете?
— Шесть тысяч долларов — налицо. Пускай суд решает.
Ну, и третий принцип. Давайте будем уважать друг друга. Я вот я сейчас открываю газеты, слушаю телевизор, выступления кандидатов...

— Вы, кстати, не стесняетесь жестких формулировок, о чем бы речь не шла - о конкретной ситуации, о конкретном человеке.
— Я называю вещи своими именами.

— В ходе нашей беседы сколько вы рассказали из того, о чем могли бы сказать?
— Процентов 20, как любой разумный человек.

Вы прочитали интервью Боляка газете "Монитор" (номер за 23 апреля 2001 года).